Интервью заведующего лабораторией моделирования экономической стабильности ЦЭМИ РАН А.Е. Варшавского Электронному изданию «НАУКА И ТЕХНОЛОГИИ РОССИИ – STRF.ru»

Много двусмысленности

Главный документ, в соответствии с которым ближайшие восемь лет будет развиваться сектор исследований и разработок, – государственная программа РФ «Развитие науки и технологий» – написан и сейчас находится на согласовании в разных ведомствах. Он определяет приоритеты государственной политики в области R&D, а также суммы, которые предполагает направить государство на развитие науки и технологий до 2020 года. Возможно, в проект программы ещё будут вноситься корректировки, но в целом, по имеющейся у нас информации, процесс создания документа вышел на финишную прямую.

Что нужно доработать в госпрограмме, пояснил заведующий лабораторией моделирования экономической стабильности Центрального экономико-математического института РАН А.Е. Варшавский.

Александр Варшавский: «В разделе, посвящённом общественным и гуманитарным наукам, что ни пункт – прогнозирование глобальных тенденций. И ничего не сказано о том, что получит от этого Россия».

По сравнению с первоначальным вариантом тот, что сегодня находится на согласовании в разных ведомствах, выглядит более полным. По крайней мере, в нём правильно отражена проблематика, связанная с развитием академического сектора науки, поддержкой развития науки в фирмах, в том числе, за счет государства; стимулированием трансфера перспективных технологий между гражданской и военной сферой. Это всё правильные предложения.

Но вместе с тем название документа «Развитие науки и технологий на 2012–2020 годы» гораздо шире, чем его содержание. Охвачено далеко не всё. Ничего не говорится про развитие сферы отраслевых исследований и разработок, которые в значительной степени сконцентрированы в химической промышленности и машиностроении. Следует помнить, что предпринимательский сектор выполняет сейчас более 60 процентов всех НИОКР, а ранее в СССР более 50 процентов всех фундаментальных исследований также выполнялось в отраслевом секторе науки. Может быть, эту программу следовало бы назвать «Развитие академической и вузовской науки по приоритетным направлениям»? Но тогда акценты должны быть другими.

Второй момент: в таких документах обязательно нужно прописывать персональную ответственность разработчиков. Надо прямо указывать, кто персонально руководил разработкой программы, кто за какой раздел отвечает – с указанием фамилии, места работы и должности. Например, ранее всегда указывался полный список участников разработки всех документов комплексной программы НТП страны. Когда всё скрыто за названиями ведомств, никто никакой ответственности не несёт и качество документа снижается.

Программе, на мой взгляд, требуется раздел, посвящённый управлению развитием науки и технологий. В проекте, который мы сейчас обсуждаем, подведён некоторый итог, но необходимо более чётко сказать, что из записанного в более ранних программах сделано, а что и почему не выполнено.

Должен быть анализ, ведь только на основе анализа предыдущего опыта можно разрабатывать программы и говорить о перспективах развития науки. В новой программе надо задать показатели, характеризующие эффективность органов управления, например, по части притока молодёжи в науку, работы аспирантуры и вузов.

А то сейчас большинство выпускников вузов работает не по специальности; аспирантуру каждый год оканчивают около 30 тысяч аспирантов и примерно 10 тысяч из них с защитой диссертации, но в сфере НИОКР численность исследователей-кандидатов наук за 2000–2010 гг. сократилась более чем на 5,5 тысячи человек; качество среднего образования ухудшается. За это должны отвечать соответствующие органы управления с выявлением причин невыполнения поставленных ранее задач.

Следующий момент: надо быть поаккуратнее с цифрами, так как их точность свидетельствует об уровне профессионализма разработчиков программы. Я специально взял и просуммировал цифры, которые записаны в каждой из семи подпрограмм. У меня за 2020 год по сумме всё сходится, а за 2012 год сумма намного меньше заявленной общей – примерно на 50 млрд рублей. Кроме того, почему-то цифры, отражающие суммы затрат на реализацию подпрограмм по годам, очень скачут. Например, шестая подпрограмма: на 2012 год – 6 млрд, 2013 – 7 млрд; на 2014 – сразу 32 млрд рублей; пятая подпрограмма: в 2013 – 7 млрд, в 2017 – 31 млрд, в 2018 – 19 млрд, в 2020 – 9 млрд рублей. Надо как-то объяснить, почему именно такие суммы по годам, отчего они так разнятся. Кроме того, указывается, что цифры даются в ценах соответствующих лет. Но если мы заложим в расчеты инфляцию порядка 8–10 процентов, то получится несколько иная картина – средств на науку в постоянных ценах в 2020 году будет выделено на 10–25 процентов меньше, чем в 2012 году. И так везде, по всем подпрограммам! Наконец, удельный вес высшего образования во внутренних затратах на науку приуменьшается – даётся цифра 7,1 процента, хотя уже в 2010 году он достиг 8,4 процента, т.е. приближается к уровню Японии. В государственных программах нужно, чтобы был полный порядок с цифрами.

Хотелось бы, чтобы разделы были пропорциональны по объему. Например, РФФИ и РГНФ посвящено намного больше страниц, чем академическому сектору, хотя роль этих фондов для развития науки и технологий, а также их доля по финансированию намного меньше. Кроме того, в задачах подпрограммы 2 «Прикладные проблемно-ориентированные исследования и развитие научно-технического задела в области перспективных технологий» основной акцент почему то делается преимущественно на разработке новых материалов, хотя существует много других перспективных направлений.

Далее следует приблизить к жизни задачи, которые ставятся в программе. Например, говорится о том, что приоритеты нацелены на дальнейшее накопление научного потенциала. И тут же пишется, что численность исследователей из года в год сокращается. Какое «дальнейшее накопление» в таком случае имеется в виду?

Показателен пример с авиацией. В то время как в России имеются проблемы с развитием региональной авиации, в программе говорится о «создании инновационной, интеллектуальной транспортной системы, основанной на применении летательных аппаратов индивидуального пользования пассажирского назначения, а также беспилотных летательных аппаратов для мелкопорционных грузов». То есть надо развивать так же, как в Америке, индивидуальные самолёты и вертолёты. Но это, как мне кажется, далеко не та задача, о которой следует говорить в российской госпрограмме.

То же относится к разделу, посвящённому общественным и гуманитарным наукам. Там что ни пункт – прогнозирование глобальных тенденций: скажем, анализ мировых финансовых рынков, встраивание России в систему международного разделения труда. Четыре пункта из шести включают в себя слово «глобальный». И ничего не сказано о том, что получит от этого Россия. А ведь общественные и гуманитарные науки прежде всего должны ставить и решать проблемы демографии, семьи, неравенства, этики и морали. Не хотелось бы, чтобы всё ограничивалось только глобализацией…

Можно отметить и много двусмысленных предложений. Например, «повышение среднего уровня оплаты труда в сфере исследований и разработок, в т.ч. за счёт реструктуризации сектора». Что вообще подразумевается здесь под реструктуризацией? Её можно по-разному понимать.

Общее впечатление: проект, который сегодня рассматривается, серьёзно доработан относительно первого варианта, но ещё не может называться главным стратегическим документом, в соответствии с которым должно идти развитие науки и технологии в стране в ближайшее десятилетие. Помимо того, что в корректировке нуждаются отдельные моменты, о которых сказано выше, его ещё нужно сделать менее обтекаемым, более конкретным и приближенным к реальной жизни. Конкретные предложения уже много лет подряд обосновывались и публиковались в многочисленных статьях и монографиях, подготовленных научными работниками институтов РАН, а также Минобрнауки. Всё уже есть, надо только ознакомиться с этим, понять и правильно использовать.

Возврат к списку