Новости

Как рассказывал нам сам Николай Прокофьевич Федоренко, вышло так, что свою 28-ую годовщину он отметил в день, который мы теперь называем днём Великой Победы. Именно так: 9 мая 1945 года будущий первый директор ЦЭМИ, будущий академик-секретарь Отделения экономики АН СССР «и прочая, и прочая», а тогда пока ещё капитан химических войск встретил в поверженном Берлине, выполняя ответственнейшее задание командования. Однако первые шаги по суровым дорогам войны он сделал в весьма тревожной и будничной обстановке. И именно тогда, в те нелёгкие годы, в тех весьма жёстких условиях у него стали проявляться те личные и деловые качества, которые впоследствии привели его к творческим и административным вершинам отечественной науки.

В начале лета 1941 г. студенты Московского института тонкой химической технологии проходили производственную практику, которая прервалась неожиданным сообщением о начале войны. На следующий же день после памятного выступления 3 июля по радио И.В.Сталина Н.П.Федоренко – тогдашний комсомольский вожак МИТХТ, не оставшись дома, как сделали многие, не прячась за спины друзей, объявил на общем собрании запись в народное ополчение и на правах ведущего собрание записался первым. Через день произошёл сбор добровольцев, вошедших в состав первой дивизии ополчения, которой было присвоено имя Фрунзе. Последнее объясняется просто: эта, а также собранная позже вторая дивизии состояли из добровольцев Фрунзенского района Москвы. Скажем сразу, что многие и многие из них не вернулись домой, и памятник им стоит сегодня на месте того их сбора - перед зданием Инъяза на Остоженке. Тогда же Николай Прокофьевич получил свою первую военную должность – командир отделения.

Кое-как обмундированные, в разномастных головных уборах (сапог, гимнастёрок и пилоток тогда не хватало для самой армии) ополченцы в первую же ночь совершили пеший марш-бросок на 60 км и остановились лагерем у одной из деревень, где построили шалаши и принялись залечивать первые раны. Большинство городских ребят от непривычки к такой длительной маршировке в грубых солдатских ботинках стёрло ноги до крови. Наш же герой – крестьянский сын – имел опыт обращения с обмотками и портянками, и этот опыт ему тогда весьма пригодился. Долго задержаться в этом месте не пришлось, и тут ребятам первый раз и очень крупно повезло: буквально на следующий день, когда они, получив оружие и познакомившись со своими командирами (управлять ротами и взводами были назначена тоже молодёжь – недоучившиеся мобилизованные курсанты военного училища) снова тронулись в путь на Запад, немцы обнаружили лагерь и разбомбили его вдребезги.

Путь в сторону Белоруссии был для ополченцев весьма нелёгким. На плечах они несли тяжёлые допотопные мосинские винтовки, имея в карманах по пяти патронов на брата (а Николай Прокофьевич, как командир отделения, ещё и гранату-лимонку); кроме того они были вооружены прямо-таки музейным «оружием массового поражения» - кольтовским американским пулемётом времён первой мировой войны. Только один его ствол весил ровно два пуда – 32 кг, а остальные части были ещё тяжелее. Всё это надо было нести на себе, что бойцы делали по очереди. Обочинами дорог ополченцы двигались на Запад, испытывая значительные трудности с питанием и ночёвками, поскольку обеспечивались по принципу «как Бог пошлёт», а не по нормам действующей армии. Вдоль дороги им встречались расстрелянные с немецких самолётов стада уводившегося беженцами на Восток домашнего и колхозного скота и, конечно, они могли бы наварить себе мяса и наесться, однако по неизвестным причинам это строжайшим образом запрещалось. Ополченцам приходилось туго, и их не могли выручить лимонад, боржоми и бутерброды, которые им вдогонку время от времени посылал райком партии и его секретарь Екатерина Алексеевна Фурцева. Такой паёк, которым можно было вполне перебиться во время перерывов в заседаниях, не годился для условий военного похода, и ребята, конечно, ослабели.

С немцами ополченцы встретились под Вязьмой, где вскоре после их прибытия на фронт завязались тяжелейшие бои. Бойцы добровольческой дивизии в прифронтовых условиях срочно осваивались в действующей армии, обучались военному делу, готовясь к серьёзному сражению. Все они были истинными патриотами и готовились пожертвовать собой ради спасения Родины. Впрочем, как говорится, «в семье не без урода». В отделении Федоренко был такой студент старшего курса по фамилии Батыгин, который ещё во время учёбы был замечен в том, что превозносил немецкую технику и немецкое военное искусство, а также предрекал победу Германии в предстоящей войне. Комитет комсомола МИТХТ ещё весной исключил его из комсомола, однако райком ограничился для него выговором. С этим выговором он и прибыл с товарищами под Вязьму и однажды, отпросившись у Н.П.Федоренко в лес якобы для сбора грибов для солдатской кухни, исчез. Перебежал-таки к немцам, но неудачно. Потом во время атаки наших войск он попал в наш плен и был расстрелян как предатель.

А вот студентам-добровольцам тогда во второй раз крупно повезло. Они не успели попасть в кровавую мясорубку, поскольку, обнаружив острую нехватку офицеров инженерно-технического состава, Ставка Верховного Главнокомандования приняла решение срочно отозвать в тыл ополченцев-студентов и немедленно направить их на учёбу в военные учебные заведения. И вот, глубокой ночью три десятка добровольцев под командованием Н.П.Федоренко построились и отправились в обратный поход. Судьба: на рассвете того же дня оставленная ими дивизия была атакована превосходящими силами гитлеровцев и попала в окружение.

Через день по возвращении с фронта, отчитавшись за каждый истраченный патрон и единственную взорванную гранату, добровольцы взвода Федоренко по направлению военкомата явились в Военно-химическую академию (тогда она называлась Академией химической защиты) имени К.Е.Ворошилова, где и были приняты вместе с другими товарищами по институту, не пошедшими в ополчение, а также студентами Менделеевского химико-технологического института (одним из них был Пётр Нилович Демичев – впоследствии крупный партийный чиновник общесоюзного масштаба) и студентами-химиками из Днепропетровска, среди которых был В.В.Щербицкий – впоследствии известный государственный деятель и партийный лидер на Украине. Это был конец октября 1941 г. – время памятной московской паники и неразберихи. В общежитии не было мест, и приходилось ночевать на военном складе; ребят не кормили, и им приходилось перебиваться чем придётся, благо в магазинах им тогда всё давали бесплатно (продавщицы говорили: «чем немцу достанется, так уж лучше вы, солдатики, съедите!»). Наверное, потому что ребята были сыты, они, дежуря по ночам в отрядах ПВО на крышах Академии, не допустили ни одного возгорания.

Серьёзная учёба в Академии химзащиты началась после того, как она была эвакуирована и обосновалась в Самарканде. Главное, чему учили курсантов, была техника и тактика химической войны и химической защиты. Кроме теоретических занятий они участвовали в учениях, максимально приближенных к реальным условиям войны. Учения были нелёгкими, но очень увлекательными. Командование факультета было весьма довольно слушателями, и немудрено, поскольку они были собраны среди лучших студентов ведущих химических вузов страны. В их рядах на первых ролях, конечно, был Н.П.Федоренко, учившийся только на одни пятёрки. Особо отметим, что во время учёбы в Самарканде в период Сталинградской битвы Николай Прокофьевич три раза подавал заявления с просьбой принять его в партию и отправить на фронт. На фронт его не отправили, сказав: «когда будет нужно, отправим», а в партию приняли. Получивший по окончании Академии офицерское звание и «красный» диплом, при распределении по местам службы Н.П.Федоренко естественным путём, как отличник, проявивший исследовательские способности, был направлен в Отдел изобретательства Главного военно-химического управления Красной Армии.

Первым поручением на новом месте службы для него стали архивные изыскания по истории «харьковской группы» учёных, впервые в СССР подступавших к созданию атомного оружия и попавших в ГУЛАГ перед самой войной. В его обязанности также входила оценка рационализаторских предложений и изобретений. Потом главным объектом внимания молодого офицера стало совершенствование противогазов, чем занимались сразу несколько научно-исследовательских институтов – ведомственных и академических, а также разработка ФОГов (фугасных огнемётов, действовавших по принципу управляемых мин) и РОГСов (ручных огнемётов – разновидности переносного оружия) и приготовление для них зажигательных смесей.

Работа над этой техникой шла очень интенсивно, то есть дни и ночи, поскольку наши войска ждали и постоянно требовали эту технику. Поэтому Н.П.Федоренко приходилось постоянно «мотаться» на испытания, которые проходили на Западном фронте. Испытания прошли успешно, и ФОГи и РОГСы стали производиться серийно. К этой работе добавились также поездки в тыл и на фронт с различными поручениями, в частности на испытания фильтрующих устройств для противогазов, а также по местам возможного применения противником химического оружия, когда оттуда поступала соответствующая информация. Так было несколько раз, когда приходили тревожные сообщения, в частности, с Северного Кавказа, из Крыма и из Белоруссии. Как правило, эта информация оказывалась ложной. Химическое оружие во Второй мировой войне не применялось ни одной из воюющих сторон, однако вероятность этого сохранялась. Так, во время одной из командировок в Белоруссию Николай Прокофьевич обнаружил большой немецкий склад с химическими снарядами.

Во время в целом довольно успешной службы в Главном военно-химическом управлении с Н.П.Федоренко всё же один раз случилось серьёзное скандальное происшествие, из-за которого он даже был на какое-то время понижен в офицерском звании. Причём в конфликт, хотя и заочный, он вошёл не с кем-нибудь, а с самим И.В.Сталиным, и именно поэтому, думается, рассказ об этом будет интересен читателю. Случилось так, что однажды, когда наш герой находился на ответственном дежурстве в управлении, возникла необходимость послать донесение Верховному главнокомандующему о состоянии химических войск, подготовленное оперативным отделом. Такого рода документы, имевшие гриф секретности «серии К» (наивысшая форма секретности), направлялись в специальных двойных конвертах. Дело было глубокой ночью, и никак не удавалось найти новый конверт. Но зная, что отправка очень срочная, и по этому вопросу уже был звонок от секретаря Сталина Поскрёбышева, Н.П.Федоренко запаковал донесение в конверт, уже однажды использованный, и отправил его с прибывшим из Кремля фельдъегерем. Вечером, после дневного отдыха, когда Николай Прокофьевич пришёл в управление, его поздравили с понижением в звании. Оказывается Верховный ночью выразил неудовольствие Поскрёбышеву по поводу того, что для него не нашлось чистого конверта. Впрочем, других наказаний не последовало, а через полгода снятая звёздочка вновь вернулась на законное место.

В конце войны наш герой оказался на территории Польши в качестве адъютанта заместителя начальника главка генерала Лебедева. В это время тщательно проверялось состояние химической защиты наступающих советских войск, поскольку, по мнению политического руководства, в момент агонии фашистского режима вероятность химического нападения со стороны немецкой армии возросла. Думали, что перед своей гибелью Гитлер может пойти на всё.

В Берлин Лебедев и Федоренко прибыли сразу же вслед за наступающими советскими войсками, можно сказать, во втором их эшелоне и были расквартированы в Карлсхорсте – той же восточной части города, где находился штаб Г.К.Жукова, неподалёку от немецкого военно-инженерного училища, в бывшей столовой которого 8 мая произошло подписание акта о капитуляции Германии. Работы у них с первых же дней было невпроворот. Перед ними стояла нелёгкая задача: разобраться с трофейным химическим хозяйством немецкой армии, оставшимся в целости научно-техническим потенциалом в этой области, и подготовить предложения о том, как с ним поступить. В этом деле у них весьма часто возникали разногласия с «сабуровцами»[1], занимавшимися вывозом из Германии материальных ценностей. Подобно американцам, вывозившим из побеждённой страны прежде всего «мозги», Лебедев и Федоренко считали нецелесообразным производить излишние затраты на вывоз морально устаревшего производственного оборудования, чем особенно и зачастую бездумно увлекались «сабуровцы». Многое из вывезенного ими тогда так и не было использовано.

Первое своё задание в Берлине Николай Прокофьевич выполнял на тщательно огороженном со всех сторон небольшом островке в районе Шпандау, где располагался химический центр гитлеровской армии, создававший боевые отравляющие вещества (БОВ). Ему было поручено побеседовать с местной профессурой, которая осталась там в полном составе. Он не стал им угрожать и запугивать, а со спокойным видом стал писать на доске мелом химические формулы. У него были частичные результаты анализов, проведенных в Москве, однако полной информации о немецких БОВ не было, и он писал практически наугад. Написал одну формулу, немцы замотали головами, написал другую – то же самое. В конце концов, опять же наугад он дописал одну из формул и понял, что попал в точку, услышав бурную реакцию аудитории: началось волнение и крики – «кто предатель?». Бригада Федоренко забрала из этого центра документацию и реактивы, а людей оставила на островке под охраной.

И вот наступил великий день 9 мая, на рассказе о котором, думается, следует остановиться подробнее. В тот день генерал Лебедев, его помощник полковник Михайлов и капитан Федоренко были приглашены в одну из частей химических войск с тем, чтобы отметить великий праздник долгожданной и выстраданной победы. За ними прислали машину и привезли в бывшее имение гитлеровского бонзы, лидера «Трудового фронта» Лея. В центральном зале главного особняка был накрыт богатый по военному времени стол, посреди которого красовался громадный (метр двадцать на метр двадцать и высотой в полтора метра) и очень красивый торт. Его соорудил, «тряхнув стариной» повар этой части, до войны работавший кондитером одного из лучших московских ресторанов – «Гранд Отеля». Николаю Прокофьевичу было сказано, что это торт связан и с его днём рождения.

Особенно долго за этим столом гости не засиделись, поскольку ранним утром им ещё предстояла поездка в собственную часть, располагавшуюся в отдалённой лесистой местности, где ещё было полно фанатичных и очень опасных фашистских недобитков. С сожалением оставив красавец-торт, который не вмещался ни в одну машину, они отправились в свой батальон химзащиты поздравить бойцов с победой. Их встретили радушно, живо интересуясь новостями из Берлина. В части была праздничная обстановка, играл оркестр, в большом доме был накрыт стол, там же можно было и отдохнуть. Однако, как рассказывал Николай Прокофьевич, несмотря на общее веселье, его стала охватывать непонятная тревога, вызванная подсознательным ощущением, будто они представляют собой громадную, открытую на все стороны мишень. По его совету, они с генералом Лебедевым перешли из юнкерского особняка в небольшой отдалённый флигелёк, и только они заснули, как помещичий дом был обстрелян из лесу пулемётами, и от него остался только обгоревший остов. К счастью, никто из солдат не погиб.

Но одним этим «веселье» не закончилось. Наутро командование ожидало наших героев в Берлине, и нужно было срочно выбираться. Но как это сделать, если в такой обстановке легче лёгкого можно было нарваться на засаду, да и дорога наверняка была заминирована. Пока вызовешь сапёров, у которых в те дни работы было и так по горло, и они проверят 15 километров сельской дороги, пройдёт несколько суток, а времени уже оставалось в обрез. И тут снова всех выручила интуиция и смекалка Н.П.Федоренко. Конечно, наши офицеры не могли поступить так, как делали фашисты: выгнать вперёд себя местных жителей и следовать за ними, обрекая их на верную смерть. Николай Прокофьевич предложил поступить иначе: взяв с собой охранение на случай засады, пустить вперёди себя шестёрку лошадей, запряжённую цугом попарно. Так и сделали, и оказалось, что он как в воду глядел: через пять километров – взрыв, через десять – ещё один, на пятнадцатом – третий! После каждого взрыва приходилось возвращаться в деревню за новыми лошадьми, запрягали их и снова отправлялись в путь. Таким образом, никто из людей, включая и немецких ездовых, не пострадал, а, достигнув автобана, офицеры уже доехали без происшествий. Как с грустью говорил Н.П.Федоренко, они вздохнули легко только когда доехали до места, однако его крестьянское сердце ещё долго ныло по красавцам упряжным коням-тяжеловозам, породы которой он не знал – то ли першеронам, то ли брабансонам, то ли арденам.

Кстати, опасности не оставляли наших солдат и офицеров и позже, и не только на территории Германии. Так, на возвращавшуюся в СССР колонну автомобилей генерала Кубасова – заместителя начальника Главного военно-химического управления - было совершено разбойное нападение посреди Польши в районе седлецких болот. Бандиты – то ли власовцы, то ли крайовцы – подчистую обобрали весь обоз, забрав даже не нужное им химическое оборудование. Не решившись убить советских офицеров, они всё же поглумились над ними, отпустив их в сторону Бреста босиком и в одном нижнем белье. После этих событий охрана транспорта была усилена и в конце 1945 г. колонна, в которой находились Лебедев и Федоренко, закончивших дела в Берлине, добралась до советской границы вполне благополучно.

Так заканчивалась война. Кто-то под звуки марша «Прощание славянки» счастливый возвращался домой, кто-то оставался служить ещё несколько лет, кто-то в последние дни войны лёг в землю Германии. Чехословакии, Венгрии или Польши. Однако, прежде чем закончить это повествование, расскажем ещё об одном эпизоде из пребывания Н.П.Федоренко в поверженном Берлине, который, на наш взгляд, как в капле воды демонстрирует его природную смекалку и организаторские способности, в наиболее полной мере проявившиеся через два десятилетия, когда он взялся за создание и руководство своим любимым детищем – Центральным экономико-математическим институтом АН СССР. А дело было в том, что летом 1945 г. в Кайзеровском институте Германской Академии наук был обнаружен тогда единственный в мире электронный микроскоп, который было решено разобрать и вывезти в Москву. В электронных микроскопах тогда мало кто понимал, но Николаю Прокофьевичу, по его словам, сразу и очень сильно не понравилось предложение командования пригласить для его разборки взвод солдат, хотя бы и без шанцевого инструмента. В общем-то недолго поразмышляв, Н.П.Федоренко попросил у начальства машину пшённой крупы и полмашины сахару и сказал, что никаких солдат не понадобится. Начальство удивилось, но согласилось с этим предложением. Получив эти припасы, наш герой пригласил немца – начальника лаборатории – и сказал, что, если его сотрудники помогут разобрать и упаковать прибор, их будут кормить хлебом, сладкой кашей и будут давать им ещё кое-что домой. Не секрет, что в Германии в те дни царил голод.

Надо было видеть, с каким тщанием и аккуратностью, по винтику, по кирпичику, было разобрано это весьма не маленькое сооружение и как хорошо оно было сложено и упаковано в ящики! Электронный микроскоп в отличном состоянии был сдан начальству и благополучно доехал до Москвы в Институт имени Л.Я.Карпова. А Николай Прокофьевич после возвращения на службу в управление стал скучать, поскольку его работа там превратилась в рутинное канцелярское занятие. Его многократные попытки уйти на «гражданку», чтобы заняться научной и преподавательской деятельностью, в конце концов завершились успехом. Думается, об этом ни наука, ни сам Н.П.Федоренко, а также его соратники и ученики ни разу не пожалели.